Консуэло закрыла за собой дверь.

– Мистер Резерфорд сказал, что его озадачило ваше замечание о том, что вы за ним следите. Он не понимает, что сделал не так.

– Он бы мог спросить это у меня сам, вместо того, чтобы подсылать тебя, не думаешь? Сколько ему лет?

– Он меня ни о чем не просил. Мне… Мне самой хотелось понять. Что он сделал неправильно?

– Он оказывает знаки внимания юной леди вдвое младше.

Консуэло вспыхнула.

– Но это ведь ничего не значит…

– Ты и правда так считаешь?

– Он взрослый мужчина, а я еще девушка.

– Но тебе нравится думать, что я права и он увлекся тобой.

Консуэло покраснела еще сильнее.

– Да, это лестно.

– Присядь. – Альва указала на банкетку у столика. Она развернула дочь лицом к зеркалу и вынула шпильки из ее волос, тяжелый каскад которых, упав, закрыл собой сиденье банкетки.

Она взяла щетку и принялась расчесывать волосы Консуэло.

– Лесть – это очень приятно. Всю свою жизнь ты будешь слышать множество лестных вещей. Но это еще не все. Не торопись.

– В чем?

– Во всем.

Консуэло вздохнула.

– Вам легко говорить. У вас уже есть все, чего только можно пожелать.

Альва подавила горький смех. Пусть ее дочь остается невинной как можно дольше.

В Калькутте их принимала семья вице-короля Лансдауна. Сестра вице-королевы когда-то была замужем (позже они развелись) за покойным восьмым герцогом Мальборо. Сам Лансдаун не только имел звание генерал-губернатора, но и титул маркиза. Его значимость подчеркивалась Домом правительства, в котором он жил, – невероятных размеров мраморный дворец, где ему прислуживали горделивые неразговорчивые индийские мужчины и женщины в ливреях из красного шелка. На всем Индостане не найти было англичанина выше его рангом. Он являлся наместником самой королевы.

Атмосфера во дворце была одновременно весьма экзотической и по-настоящему британской, словно губернатору удалось (по крайней мере, внутри этого невероятного мраморного сооружения) найти способ укротить дикие силы, ведущие бурное существование за пределами дворцовых стен. Альва с радостью стерла бы из своей памяти определенные сцены, которые ей пришлось наблюдать, пока поезд шел из Бомбея по суше и вдоль речных берегов – в том числе тела, что сжигали на погребальных кострах, и младенцев, которых в качестве жертвы бросали в реки, чтобы, как объяснил один из гидов, вызвать дождь, но избежать наводнения. «Прошу вас, не беспокойтесь. Этот ребенок мертв».

Альва упомянула это за чаем в Желтом кабинете леди Лансдаун, где на стенах висели картины, способные составить конкуренцию полотнам, выставленным в Национальной галерее или Лувре, – только в этой комнате можно было увидеть работы Бассано, Тициана, Ватто и Рембрандта. Дворец представлял собой настоящий оазис изысканности посреди страны, полной пыли и хаоса.

– Ваше превосходительство, позвольте мне поблагодарить вас за оказанный прием. Даже при английском дворе ко мне никогда не относились с таким почтением, – сказала Альва.

– Да, не могу не согласиться, уровень культуры здесь гораздо выше.

– Я думала, что в Индии люди грубы и примитивны – в некоторых частях страны так и есть. – Альва поделилась увиденным и добавила: – Страшно представить, что станет с их душами! В то же время на рынках мне довелось торговаться с невероятно милыми и интеллигентными женщинами, которые с почтением отзываются о вас и вице-короле. А манеры и речи ваших слуг заслуживают высшей похвалы.

– Да, это страна контрастов.

– Скажите, младенцы, которых приносят в жертву… речным богам? Они и правда уже мертвы?

– Да, это так. Но вы должны понять, что для индийцев наш обычай хоронить тела в земле кажется настолько же страшным и жестоким – они считают, что так душа навеки остается в западне.

Альву удовлетворило это объяснение.

– Я всегда считала, что жизнь человека сильно зависит от материальных условий. Условия, в которых живете вы, исключительны. Ее Королевское Величество могла бы заточить меня в Тауэр за такое, но я все-таки спрошу: ведя столь невероятную жизнь, вы чувствуете себя королевой?

Леди Лансдаун улыбнулась:

– Может быть – королевой по воле случая.

– А как это отражается на ваших детях?

– Сыновья, конечно, учатся в Оксфорде, поэтому с ними мы видимся только по праздникам. Наша старшая дочь недавно вышла замуж за герцога Девонширского. Младшая изначально жила с нами, но сейчас заканчивает образование в Лондоне. На самом деле в Калькутте невозможно воспитать дочь.

– Да, представляю. Если честно, Нью-Йорк тоже для этого не очень подходит.

– Однако у вашей дочери по крайней мере есть богатый выбор.

– Выбор, конечно, есть, но он-то и внушает мне опасения. Я собираюсь летом вывезти ее в Париж. Возможно, ваш сын, лорд Генри, тоже там будет?

Леди Лансдаун приподняла бровь.

– Меня впечатляет прямолинейность американцев.

– Я не хочу, чтобы вам показалось, будто я спешу поскорее найти ей пару. Я говорю с вами прямо, ведь вы понимаете, что, воспитывая дочь, важно иметь, как вы говорите, соответствующую перспективу.

– Тогда я тоже буду с вами откровенна. Британцы – и я имею в виду британское общество в целом – не хотят видеть, как представители аристократии берут в супруги американцев, даже если этой аристократии очень сильно нужны средства на восстановление пришедших в упадок земель. Это нарушает традиционный порядок вещей.

– Что ж, если общество предпочитает наблюдать за тем, как его поместья разваливаются, а деревни умирают, оно, конечно же, может придерживаться своих старых порядков.

Перед тем, как откусить от шоколадного печенья, леди Лансдаун обмакнула его в чай. Потом сказала:

– Мой Генри уже довольно сильно привязан к одной юной леди. Но вы можете нанести в Лондоне визит моей сестре, леди Альберте Спенсер-Черчилль.

Альву такой поворот слегка озадачил. Деверь Дженни Черчилль, восьмой герцог Мальборо, развелся с леди Альбертой вскоре после того, как от него родила ребенка замужняя дама, которую он со временем тоже оставил, чтобы уйти к Лиллиан Прайс, вдове нью-йоркского миллионера. История запутанная и неприятная – у Альвы не возникало желания узнать о ней больше, чем то, что она уже знала. Поэтому она ответила:

– Я была бы рада с ней познакомиться, но не знаю, успеем ли мы заехать в Лондон.

– Имение ее сына, Бленхейм, находится в плачевном состоянии и требует внимания. Юный герцог, мой племянник, как раз начинает присматривать себе будущую жену. Это чудесный молодой человек. И королева весьма благосклонна к семейству Спенсер-Черчилль – несмотря на оплошности покойного герцога, – прибавила леди Лансдаун, предугадав опасения Альвы. – Ему хватило такта умереть и избавить всех от неприятностей.